– Господа, по крайней мере, вы здесь совершенно ни причем… – успел сказать д’Артаньян, когда вокруг них окончательно сомкнулоськольцо стражников, судя по их физиономиям, пылавших самым низменным охотничьимазартом.

– Честное слово, я попытаюсь сделать все, что в моихсилах, – одними губами ответил де Вард.

Вперед протолкался королевский сержант, очевидно, самоекрупное на данный момент присутствующее здесь начальство, вооруженный, кромешпаги и грозного вида, еще и жезлом с медной королевской лилией, который ондержал перед собой так важно, словно полагал его маршальским, – иливолшебным щитом, способным оградить его от оскорбления действием.

– Вы арестованы, господин гвардеец, – сказал он,пыхтя от быстрого бега. – Извольте отдать вашу шпагу.

– Которую, не будете ли столь любезны уточнить? –с сарказмом поинтересовался гасконец, имевший собственную шпагу в ножнах и ещедве в руках. – Эту? Или эту? А может, эту вот?

На щекастом лице сержанта отразилось немалое умственноеусилие – ситуация, безусловно, выходила за рамки обычной. Правда, он оченьбыстро просиял:

– Отдавайте все, прах меня побери!

– На каком основании? – с ледяным спокойствиемосведомился д’Артаньян, не сдвинувшись с места.

– Не прикидывайтесь дурачком, ваша милость, –зловещим тоном протянул сержант. – Нам сообщили благонадежные иблагонамеренные люди, что вы были зачинщиком дуэли…

– И где же пострадавшие?

– А кровь, кровь на земле? – торжествующе возопилсержант, тыча толстым пальцем в успевшие уже подсохнуть пятна на том месте, гдесидел Атос.

– Вы полагаете, что это неопровержимоедоказательство? – столь же хладнокровно вопросил д’Артаньян.

– Я, сударь, ничего не "полагаю", –грозно пыхтя, заявил сержант. – Я попросту исполняю свои обязанности, аони таковы, что вас следует немедленно задержать как лицо, злонамереннонарушающее королевские эдикты! Извольте не умничать и отдать шпагу… тьфу, черт,три шпаги!

– А если я не подчинюсь?

– Справимся! – пообещал сержант, чувствуя себя вполнейшей безопасности с тремя дюжинами подчиненных за спиной. – И не стакими фертиками справлялись… Эй, кто там с веревками, давайте сюда!

Де Вард сделал д’Артаньяну знак не противиться.

– И все же! – строптиво сказал гасконец. –Как вы можете арестовывать дворянина на основании столь зыбких улик? Где трупыили хотя бы раненые? Где другие участники? Мы просто прогуливались здесь смоими друзьями…

Сержант преспокойно спросил, ухмыляясь:

– Вы, милсдарь, всегда гуляете этак вот, с парочкойшпаг в руках, помимо своей на поясе?

– А как же, – невозмутимо ответилд’Артаньян. – Такие уж привычки у нас в Беарне – чем древнее и благороднеерод у дворянина, тем больше он с собой прихватывает шпаг, отправляясь напрогулку. Иные, случается, с целой охапкой изволят гулять, и никто не подумаетудивляться, не говоря уж про претензии со стороны полиции. Так что я ещескромно выгляжу для истинного гасконца с этим вот убогим арсеналом…

– Тут вам не Гасконь, а Париж, – насупилсясержант, заподозривший, наконец, что над ним издеваются. – Если каждый тутначнет щеголять провинциальными обычаями, гасконскими или там бургундскими –выйдет форменная неразбериха и хаос, а мы не для того его величествомпоставлены блюсти… Ну, отдадите вы, наконец, шпаги?

– Держите, – сказал д’Артаньян со вздохомрасставаясь и с отцовским подарком, и с трофеями. – Только учтите вот что:эти господа здесь совершенно ни при чем, они случайно тут оказались…

– К ним у нас претензий нет, – заверил сержант,облегченно вздохнув при виде того, как арсенал д’Артаньяна перекочевал в цепкиеруки его подчиненных. – Про них нам указаний не было, а вот вашу милостьописали так, что ошибки быть никакой не может… Извольте проследовать!

Он мигнул сыщикам, и они тотчас образовали вокругд’Артаньяна настоящее пехотное каре, из которого не было никакой возможностивырваться. Напоследок де Вард послал ему выразительный взгляд, и гасконец,вздохнув, зашагал под неусыпным надзором десятков глаз.

– Вы, милсдарь, не переживайте, не стоит онотого, – ободряюще сообщил сержант, пыхтя ему в затылок. – На галерахтрудно только первые двадцать лет, а потом, утверждают знающие люди, как-топривыкаешь…

Д’Артаньян с чувством ответил:

– Любезный, вы и представить себе не можете, как ятронут вашим дружеским участием в моей судьбе… Если я сейчас разрыдаюсь отумиления, это не будет противоречить каким-то вашим полицейским предписаниям?

– Рыдайте хоть в три ручья, мне-то что? –пробурчал сержант. – Не запрещено…

– Мы прямо в Бастилию сейчас? – осведомилсяд’Артаньян с наигранным безразличием.

– Ишь! – проворчал сержант. – Эк вас всех вБастилию тянет почета ради… Нет уж, милсдарь, позвольте вас разочаровать! ВБастилию, надобно вам знать, препровождают серьезных преступников, а ежели тудапихать каждого дуэлянта, Бастилия, пожалуй что, по швам треснет… Довольно будетс вашей милости и Шатле!

Как ни удивительно, но в первый момент д’Артаньян ощутилнешуточную обиду – чуточку унизительно для человека с его претензиями былоузнать, что он недостоин Бастилии…

Тюрьма, безусловно, не принадлежит к изобретениямчеловеческого ума, способным вызывать приятные чувства, конечно, если несчитать тех, кому она дает кусок хлеба и жалованье. Однако д’Артаньян, каклегко догадаться, в их число не входил, наоборот…

По дороге к крепости Шатле он бахвалился, как мог, шагая стаким видом, словно прибыл инспектировать войска, а стражники стали егопочетным сопровождением, но, оказавшись под сводами старинной тюрьмы, в густойи словно бы промозглой тени, казавшейся изначальной и существовавшей еще доначала времен, поневоле ощутил закравшийся в сердце холодок неуверенности итоски (слава богу, о настоящем страхе говорить было бы преждевременно).

Печальная процессия, где д’Артаньян имел сомнительную честьбыть центром внимания и единственным объектом зоркой опеки, миновала обширныйкрепостной двор, где д’Артаньяну тут же шибанул в нос омерзительный запахтрупного разложения, – здесь по старинной традиции выставляли длявозможного опознания подобранных на парижских улицах мертвецов, чью личность несмогли удостоверить на месте (провожатые гасконца, в отличие от него,восприняли это удручающее амбре со стоицизмом завсегдатаев – то есть,собственно говоря, и не заметили вовсе).

Охваченный странной смесью любопытства и подавленности,д’Артаньян прошел по длинному полуподземному коридору, поторапливаемыйконвойными скорее по въевшейся привычке, чем по реальной необходимости(впрочем, надо отметить, обращение с ним, как с человеком благородным, все жебыло не таким уж грубым). Совершенно несведущий в данном предмете, он ожидалкаких-то долгих церемоний и возни с бумагами, но его, столь же равнодушнопоторапливая, повели по выщербленной лестнице, затолкали в обширную комнату – амигом позже дверь захлопнулась с тягучим скрипом, заскрежетал засов и звучноповернулся ключ в громадном замке.